Когда Таня вернулась, было поздно. Тишина квартиры встретила её настороженно. В прихожей горел приглушённый свет, словно маяк. Даня вышел из гостиной — растрёпанный, в помятой футболке, но с глазами, в которых читалась тревога.
— Ты где была? Я волновался, — голос был тихим, будто он боялся спугнуть момент.
— Не делай вид, что тебе не всё равно.

Таня обошла его, даже не подняв глаз. Её плечи были напряжены, а голос — ровным, но холодным.
Даня стоял неподвижно, как будто что-то внутри него боролось: привычное молчание или необходимость сказать. В конце концов, он решился.
— Таня, — его голос был тихим, но в нём прозвучало то самое, что заставило её остановиться.
Она обернулась у дверей спальни, глядя на него прямо, как будто давала последний шанс.
— Что?
— Я не хочу, чтобы это был конец, — он сделал шаг навстречу. Его глаза были полны искренности и какой-то почти детской надежды.
— А что ты хочешь? — её голос был уставшим, но в нём ещё теплилась искра.

— Ты серьёзно? — Таня посмотрела на него с удивлением, смешанным с недоверием. Её взгляд говорил больше, чем слова: «Ты это говоришь сейчас, после всего?»
— Да. Если ты готова… знаю, ты уже предлагала, прости, что отмахивался, я тоже готов, — его голос дрожал, но не из-за страха, а из-за той честности, которой он не позволял себе так долго.
Она долго смотрела на него, будто всматриваясь в глубину его слов.
— Хорошо, — наконец ответила она, едва слышно, но твёрдо. — Спасибо.

Даня выдохнул, будто нёс на себе груз целого мира и вдруг смог его снять. Они сели на диван, рядом, но не касаясь друг друга. Он подвинул к ней коробочку с ее любимыми роллами и незаметно спрятал в пакет пустую упаковку от своих (волнение — не повод оставаться без ужина). Между ними ещё оставалась дистанция, но в этот раз она не казалась бездной. В комнате повисла тишина — странная, но уже не угрожающая.